В спускаемом аппарате «Союз ТМА-7» с ними был и первый бразильский космонавт Маркеш Понтеш. Пройдя медобследование, Валерий Иванович сумел выкроить несколько часов, чтобы вместе с супругой Ириной Николаевной навестить живущую в Ростове маму, Лидию Николаевну. 5 мая космонавтов будут официально встречать в Звездном городке, а на следующий день Токарев уже улетает в США.
...В разгар рабочего дня в ДК «Аронап» яблоку негде было упасть. Пообщаться со всемирно известным земляком пришли и школьники, и пенсионеры, и чиновники. 388-му астронавту мира и 91-му космонавту России дарили цветы, желали здоровья и дальнейших успехов в работе. Валерий Иванович показал видеокадры подготовки к полету и возвращения 12-го экипажа МКС. С песнями и стихами выступили его одноклассники и нынешние ученики средней школы № 3 Ростова, которую Токарев окончил в 1969 году. А местные власти вручили гостю приглашения на фестиваль воздухоплавания, который пройдет в Ростове этим летом. Валерий Иванович пока еще нетвердо стоит на ногах, но показал силу воли и отказался от предложенного стула, отвечая на вопросы журналистов.
– Валерий Иванович, когда снова на старт?
– Пути Господни неисповедимы. Первая проверка показала, что состояние здоровья позволяет еще летать. После длительного пребывания в космосе только период восстановления занимает несколько месяцев. Опорно-двигательный аппарат успевает адаптироваться к невесомости, спина, шея, ноги почти не работают, мышцы атрофируются. Когда возвращаешься, на тебя наваливается гравитация, как бетонная плита. Организм привык, что для перемещения достаточно легкого отталкивания одним пальцем. Но чем меньше ленишься в космосе, работаешь на тренажерах, тем быстрее восстановишься на Земле. А бывает, что, возвратившись на родную планету, некоторые космонавты учатся ходить заново целый месяц. Человек с помощью своего сознания еще может приспособиться к невесомости. Животные же абсолютно не понимают, что это.
– Какие были ощущения, когда вы впервые оказались в невесомости?
– Это было в 1999 году, когда летал девять дней на американском шаттле «Discovery». Возникает чувство необычной легкости, когда каждая частица твоего тела вообще ничего не весит. Но это только в первый момент. А потом у космонавтов могут возникнуть расстройства вестибулярного аппарата или проблемы с перераспределением крови в организме. Сердце привыкло качать кровь с большим усилием вверх, преодолевая притяжение. И в невесомости оно точно так же работает. У некоторых появляется ощущение прилива крови к голове, как будто они встали на руки.
– Полет на Марс будет длиться около трех лет. Может ли человек выдержать перелет?
– Три года – это действительно серьезный срок, особенно для полета в космосе. Но есть технические наработки, которые позволят создать хотя бы частичную гравитацию во время полета на Марс, космонавтам будет легче. Помимо отсутствия гравитации серьезную проблему для здоровья человека создает космическое излучение. Когда мы находимся на орбите, то стараемся не забираться выше 400 км, потому что тогда тебя защищает магнитное поле Земли. А если отлететь от планеты более чем на 1000 км, то остаешься один на один с космосом. Тогда нужно предусматривать радиационную защиту корабля, а это уже другая технология. Сейчас нас от вечности отделяет только тонкая герметичная стенка.
– Чего не хватало в полете?
– Простой земной гравитации, как это ни банально звучит. С первого дня хочется прижаться к стенке, чтобы почувствовать хоть какую-то твердость. Кроме того, не хватает воды и простого общения. Техника позволяет связываться с любой точкой мира по электронной почте или по телефону, но такое общение надоедает. На космической станции двое человек в замкнутом пространстве, и хотя оно достаточно большое – мы можем друг друга целый день не видеть – но все-таки полгода вместе это долго.
– Как составляется меню для космонавтов? Включаются ли в него ваши любимые блюда или все рассчитывается только по калориям?
– Любимое блюдо – домашняя картошка с селедкой и с луком. Продукты, которые мы берем на орбиту, выпускают под Москвой (около 70 наименований). В меню входят как американские, так и российские блюда. Все побывавшие в космосе отмечают, что наши лучше. Но беда в том, что как бы вкусно здесь ни приготовили, все надо обязательно испортить, удалив воду. Каждый килограмм полезного груза, который нужно забросить на орбиту, оценивается в 40 – 50 тыс. долларов.
Холодильников на орбите нет, вернее, они есть только для экспериментов. А получившийся сухой паек можно хранить и три года. Только какой вкус у сублимированных продуктов, когда остаются одни калории! Есть хлеб в маленькой расфасовке, но это совсем не то. По обыкновенной краюшке в космосе очень скучаешь. Если доставляют луковицу, мы ее до бесконечности делим, чтобы сделать более вкусным кусочек хлеба. На Земле мы не отдаем себе в этом отчета, а там самые простые продукты кажутся самыми вкусными.
– Помогают ли «наверху» ваши охотничьи навыки?
– Настоящие охотники – это не те, кто убивает живность, а те, кто больше всего любит природу и бережет ее. Пообщаться на свежем воздухе, рассказать небылицы – это здорово, поэтому люблю охотничьи компании. На природе все самое настоящее. А если серьезно, то в космосе тоже надо прицеливаться. Я привез на Землю много фотоснимков. Точность их должна быть очень высокая. Поскольку космическая станция движется вокруг Земли, то угловая скорость приличная. Чтобы снимок получился несмазанный, нужно, как охотнику, сопровождать цель.
– Посетите ли вы Гаврилов-Ямский район, где впервые поднялись в воздух?
– Для меня родной является и Гаврилов-Ямская земля. Я закончил восьмилетку в селе Осеневе. Мой отец Иван Павлович Токарев возглавлял колхоз имени Калинина. Поля этого хозяйства прилетали опылять АН-2, на одном из них меня и прокатили. Когда я увидел землю с высоты, тогда решил, что обязательно стану летчиком.
К сожалению, времени между полетами всегда бывает мало. Приехать в Осенево смогу не раньше второй половины июня. Ведь отчитываться за проделанную работу надо и в США, и в Европе. Ни для кого не секрет, что российские космонавты летают не за бюджетные деньги, мы скорее сами зарабатываем их. Отвез в космос американского миллионера, привез назад бразильского астронавта – принес нашей космической промышленности 34 млн. долларов. И за результаты научных экспериментов тоже насчитают сколько-нибудь долларов и евро. Но зарплату мы получаем все равно в рублях.
– Не обидно, что у американских астронавтов доходы выше?
– Нет. У нас другой Родины нет и не будет. Понятно, что они получают больше нас, что живут лучше, что социально защищены надежнее. Но там и страна экономически более развитая. Но, с другой стороны, если посмотреть по запасам природных ресурсов, жители России богаче всех землян.
– Что снится в космосе?
– Могу сказать, что там во сне уже не летаешь, но все, как правило, видишь с высоты. Видимо, откладывается в мозгу то, что по 16 часов наблюдаешь в иллюминатор целые континенты.
– После полета меняется мировоззрение?
– Да. Яснее становится, что все мы, живущие на Земле, связаны чемто единым. Понимаешь, что другой жизни больше нет, а если есть, то мы не можем контактировать с ней. Хочется проявить больше доброты, человечности, беречь друг друга.
– Считаете ли вы 190 дней в космосе самым главным своим достижением?
– Это скорее завершение многолетней долгой работы. Без поддержки дорогих тебе людей на Земле в космос слетать нельзя. Вообще в пилотируемой космонавтике во всем мире работает около 100 тысяч человек, а летают только двое.
– Были ли запретные темы для разговоров среди экипажа?
– Есть определенные ограничения, кодекс поведения члена экипажа, который мы подписываем и обязуемся выполнять. Есть темы, которые мы предпочитали не затрагивать, например межгосударственные отношения. Сначала мы с Макартуром (два полковника – российский и американский) не представляли, как будем работать в космосе, но оказалось, что проблем нет, каждый выполняет свою задачу. На орбите мы провели более ста экспериментов – от генетических до физики элементарных частиц. Энергоблоки, в которых я разгонял эти частицы, все время вызывали подозрения американских коллег: не с оружием ли работают русские?
– На каком языке общались с коллегами?
– В большей степени на английском. У каждого экипажа все поразному: кто лучше какой язык знает, на нем и говорят.
– Какие отношения сложились с космическим туристоммиллионером Грэгом Олсоном, которого вы в октябре прошлого года сопровождали на орбиту?
– С ним было легко. Он вообщето выходец из простой семьи и всего достиг за счет собственного труда и хороших инженерных знаний в области инфракрасной техники. Его компания работает на оборонную промышленность США. Ему 61 год, и наши врачи долго сомневались, стоит ли допускать его в полет, но он изумительно выдержал все нагрузки. После возвращения Олсон пригласил меня с Макартуром в Южную Африку, где у него виноградники, на праздник молодого вина. Еще в космосе общался с ним по электронной почте: «Грэг, здесь твоего вина с удовольствием бы выпили». Так вот, он прилетел на Байконур 9 апреля и привез нам с Биллом по маленькой фляжечке вина.
– Что за эксперимент по выращиванию гороха вы проводили совместно со школьниками из СанктПетербурга?
– Мы на орбите выращивали в «оранжерее» горох, а дети на Земле параллельно проводили такой же эксперимент. Смысл в том, чтобы сравнить урожаи, выращенные в условиях невесомости и земной гравитации. В класс биологии принесли 15 штук семян, специальный грунт и нечто похожее на домашнюю аптечку – это космическая оранжерея. Свет круглосуточно обеспечивали специальные лампы. А ученики поливали растение и ежедневно записывали изменения в блокнот. Мы имели возможность обмениваться фотографиями, у нас на МКС был телефон, и мы регулярно созванивались с наземными участниками этого эксперимента. Я испытывал большое удовольствие от того, что вместе делали одно общее дело – мы на МКС, а ребята на Земле. Ничего другого зеленого на станции нет, и когда приходил мой американский коллега, он всегда просил показать нашу оранжерею.
– И где быстрее растет горох: в космосе или на Земле?
– На редкость удачно вырос и у них, и у меня. Я смотрел результаты предыдущего эксперимента, но там саженцы оказались редкими. Может быть, все зависит от того, с каким настроением посадил семена.
– Что вы намерены передать в создаваемый в Ростове музей космонавтики и авиации?
– У меня достаточно много вещей, которые были в космосе, отдать их в какойлибо другой музей, в чужие руки не очень хотелось бы. Это, например, детали космического аппарата и приборы, а также значки и эмблемы. К пополнению экспозиции привлеку и своих друзей. Пусть дети посмотрят на все, может, тогда и новые космонавты в Ростове будут. Музей поможет привлечь в город туристов, ведь даже на Западе к космонавтике сейчас серьезный интерес. Власти Ростова обещают, что уже в этом году заложат фундамент здания.
– Не станет ли второй полет в космос завершающим этапом вашей карьеры? Есть еще к чему стремиться?
– Человеку без цели жить сложно, да и просто скучно. Еще ребенком я хотел стать летчиком и стал испытателем. А дальше – космос. Слетал и на американском, и на российском кораблях. Теперь можно помочь создать новый космический аппарат. Наш «Союз» нуждается в замене. По образованию я летчикинженер и в состоянии помочь в работе с точки зрения эргономики и инженерной психологии.
Или можно организовать полет на другую планету. Взоры американцев, кстати, обращены на Луну как на ближайшее космическое тело. Там есть возможность добывать в открытом грунте изотоп гелий3. Этот элемент гораздо более энергоемкий, чем обогащенный уран, к тому же он не столь опасный. Его хватит на то, чтобы обеспечить потребности Земли в энергии на миллионы лет.
Сергей КУЛАКОВ